Стыдно ли быть свободным?

Татьяна ВЕРЕТЕНОВА | Рецензия

 

Стыдно ли быть свободным?

 

О сборнике Ильи Кочергина «Ich любэ dich», «РИПОЛ КЛАССИК», 2018

 

Название сборник получил по первой, большой, повести; но в книге есть еще и повесть маленькая, и шесть рассказов. Их объединяет не только единая тональность повествования, но и − главное − единство судьбы главного героя, и все рассказанные истории выглядят как эпизоды из его жизни или жизни его близких (чуть больше вымысла, пожалуй, лишь в рассказе «Чужой доктор»).

Основное интуитивное ощущение при чтении – мудрой стабильности, укорененности; впечатление, что автор ничего не выдумывает, а пишет именно потому, что ему есть что важное сказать об этой жизни. При всей глубине рассказы и повести исключительно стройны и сюжетны − рассуждений в них минимум. Рефлексия дана через внимание и наблюдение, а не через размышления. Герой наблюдает за собой, даже когда активно действует (этим он прежде всего и интересен).

Главный герой – человек образованный и думающий, однако прежде всего он проницательный и опытный наблюдатель. Мотив наблюдения сквозит во всех текстах сборника, у разных героев; но главный герой этот навык очевидным образом развивает и наращивает. «Я немного в стороне от самого себя и от того, что со мной происходит, со всеми нами происходит, что происходит в моей стране и в моем мире. <…> У меня постоянно так − одна часть что-то делает, другая с интересом за ней наблюдает».

«Ich любэ dich» − история о любви взаимной и, в общем-то, счастливой. Герой, разведенный москвич, работает лесником на Алтае и встречает там молодую (на восемь лет младше) туристку-студентку: «Наш с Любой роман начался у причалившего ночью катера на прекрасном Золотом озере, продолжился в тайге…». Романтическое взаимное чувство после долгих совместных прогулок-походов по лесам, горам и рекам счастливым образом приводит к браку и рождению сына, но это все, в общем-то, предыстория. А сама история − про мужские-­женские отношения, про их испытание и развитие.

Люба – психолог, и в повести будут и расстановки по Хеллингеру, и долгие разговоры и споры с прояснением позиций, ценностей и отношений. Герои понимают, что романтика истончилась, развеялась, и брак уже не спасают ни поездки в Европу, ни рождение ребенка, ни совместное клеение обоев. Их отношения спасает и делает крепче смертельная опасность – болезнь. Именно она создает в повести внутреннее напряжение. Так и кажется: еще немного − и все свалится в трагичность и непоправимость (спойлер: не свалится; во всяком случае, у главных героев). В экстремальной ситуации проявляются характеры: готовность ко всему, смирение, забота и, да, любовь.

Композиция зеркальна – ситуации опасного заболевания возникают у обоих героев и обостряют их восприятие и проживание повседневности, делая его ярким и насыщенным. И в какой-то момент героиня («любимая») говорит слова более важные, чем те, что вынесены в заглавие: «А любимая не глядела на меня, подбирала важные слова. <…> Какая она прекрасная у меня! Хочу, чтобы она еще раз повторила: “Я не хочу тебя менять. Ты нормальный, вернее, ты замечательный. Я знаю, что у тебя получится все, что ты захочешь. Просто делай так, как ты хочешь, так, как считаешь нужным. Как ты сделаешь – так и правильно, даже если неправильно”».

Про название: вот зачем оно на немецком, да еще вперемежку с русским? Да, в повести есть крохотный эпизод, когда герой в Берлине объясняет немецкой девушке Мартине значение имени своей любимой. И все. Ну, допустим, мне-то такое название в самый раз – у меня муж немец, и мы в таком языковом миксе (русский, немецкий плюс английский) и существуем, и я, разумеется, эту фразу (Ich liebe dich − «я люблю тебя») в любом виде узнаю. Но вот зашла ко мне знакомая за книгами (моя домашняя библиотека все больше превращается в общественную – впору формуляры выписывать) и спрашивает: «А ты сама что читаешь?». Показываю. А она: «Ой, я и название-то прочесть не могу». Так что название, будем честны, сокращает круг потенциальных читателей – не все же знают немецкий!

Да и обложка в целом не радует. Вот вас вдохновляет на чтение эта каменная баба? К содержанию она отношения, кстати, не имеет. И даже фамилию писателя Сенчина не смогли без ошибки напечатать! А его приведенная цитата смотрится как перевод непонятного названия.

Но вернемся от нелепого внешнего вида к достойному содержанию. Автор по возрасту мне ровесник, и в моем прочтении эта книга, конечно, про поколение – поколение тех, кто родился в 1970-м. «Я родился и вырос в одной стране, жил в другой, в третьей – в уютной несвободе, неуютной свободе и даже в неуютной несвободе − и все время наблюдал за собой». Определения точны: помнится и «уютная несвобода» 1970-х – начала 1980-х, и «неуютная свобода» 1990-х, и «неуютная несвобода» последних лет.

От ситуации в стране, от социума, из Москвы герой Кочергина уходит, уходит, уходит: далеко в леса и горы, порой в пьянство (но оно будет преодолено), в чтение Кастанеды и практику магических пассов. (Кто ж не читал? Кто же не практиковал? Многие развивали и чувствилище, и наблюдалку. Это все про нас.) Такой уход человека думающего, интеллигентного из общества на природу, в дальние походы и даже на работу в лесах и в горах − это тоже мотив поколения, и он громко звучит во многих произведениях еще одного писателя-ровесника, Александра Иличевского.

В прозе Иличевского тема нашего поколения («сингулярного», «выколотого») − одна из важнейших: «…В 18−20 лет мы оказались на верхушке цунами, опрокидывавшей известно что… Хотели мы того или нет, но на свое развитие мы проецировали развитие/разрушение окружающей среды. <…> Я считал, что в лучшем случае мы хорошие наблюдатели… Однако склонность к саморазрушению в целом оказалась столь же доминирующей, как и созидательное начало. Свобода нас все-таки искупила» («Скука как интерес»).

Меня очень порадовала эта очевидная созвучность, перекличка тем у Кочергина и Иличевского: поколение, наблюдатель, саморазрушение и, главное, свобода. Фраза Иличевского «Свобода нас все-таки искупила» могла бы пригодиться Кочергину в качестве эпиграфа (а в повести их много) к 7-й главе, но он выбирает несколько иной ракурс, и приведенное им в качестве эпиграфа высказывание немецкого философа и психолога Карла Ясперса («Самые глубокие противоречия между людьми обусловлены их пониманием свободы») указывает на главный спор героев – о свободе. «Уж я побольше, чем она, знаю про свободу. Я обонял, щупал, пробовал на вкус свою свободу, я ее иногда слушал целыми часами, сидя без движения. Свобода – это когда мир трогает

тебя, приглашает поиграть, словно собачонка, припадая на передние лапы; когда ты выбираешь, что делать, а потом руки сладко лежат на коленях, тяжелые, раздутые от усталости… Быть свободным для меня довольно стыдно. Я наблюдал за собой, я знаю». Свобода как совокупность потенциальных возможностей, как состояние предвыбора…

Природа в изображении Кочергина напоминает и очерки Михаила Тарковского: ночевки в лесу, переправы через реки, охота. Но герой Тарковского ушел так далеко в тайгу, что для него поездка в Москву теперь сродни полету на Луну. У Кочергина же герой одной ногой в Москве, другой – в тайге. Он все время (регулярно) возвращается. И такая раздвоенность, постоянные возвращения в Москву (да откуда угодно) тоже в большой  степени свойство поколения рожденных в 1970-м.

Зачем уходить в леса, на природу? Это не просто бегство из города – лес очищает, освобождает сознание. «Насекомые, туман по утрам, распластанные в воздухе крылья коршунов, топот убегающих оленей, бормотание воды в ручейках… запах мокрой шерсти и конского пота, дым костров… Все эти звуки, запахи и картинки протекали сквозь сознание – что-то вымывали внутри, что-то подтачивали, замещали, очищали мысли от пыли и чужих желаний».

Наносное, городское уходит, и проявляется главное в человеке, его суть, внутренняя сущность. Если                                                                 в городе «имидж важнее, чем сущность. Имидж заменяет сущность», то на природе имидж отмирает, появляется ясность. И новое незамутненное восприятие дает иное качество наблюдения, прямое видение. Например,                             в рассказе «Алтынай» трое героев отправляются в тайгу                       на конях: Малыше, Серке, Айгырке, − и герой-наблюдатель «видит» не столько их внешнее поведение, сколько суть характеров и привычек, которые, кстати, влияют на развитие сюжета.

Герой Кочергина – это, можно сказать, выздоровевший герой Романа Сенчина (недаром процитированного на обложке), переставший пить и мучиться, осознавший свободу, преодолевший саморазрушение и смертельные опасности, очистившийся природой и перешедший к созиданию. Путь самоочищения и наращивания внимания (вообще говоря, это путь к Богу) дает силы для терпения, любви и работы.

Страницы, посвященные строительству, работе с деревом, не уступают поэтичным описаниям природы Алтая. «Я научился строить. <…> Стены растут, мой сын наблюдает за мной. Я открываю глаза ночью, и стройка верно ждет меня… Аккуратно сложенный пиломатериал таит в себе будущие формы, источает густые смоляные феромоны. Тысячи прикосновений к мягкой сосне бревен, к гладкой березе топорища, к прохладному дубу,                                                                                                                                            к вязкому ясеню. Как по-разному они пахнут, откликаются на удар, подаются железу». Неспешная и внимательная к материалу работа – описано строительство бани − не только дает герою удовлетворение от созидательного труда, но и укореняет, заземляет, фиксирует на земле.

И здесь поднимается еще одна важная для Кочергина тема: корни, связь поколений, преемственность – «мой сын наблюдает за мной». В первой повести много сказано об отце, матери, брате; да и семейные расстановки по Хеллингеру вскрывают тайны и проявляют энергии нескольких поколений. Рассказ «Фея» о том, как вся семья летом собирается в деревенском доме у бабушки, как все вместе купаются в реке; фея – это и есть девяностодвухлетняя бабка героя.

Во второй повести («Сказать до свидания») и в рассказе «Лендлорд» (опять-таки не безупречное название) главной героиней становится мать героя − Таня. Финал заглавной повести перекликается с рассказом «Поскребыш» − герой вместе с женой и подросшим сыном отправляется в байдарочный поход на Кольский полуостров, в те места, где он сам побывал в детстве с родителями.

«Выехали с ребенком, втроем, чтобы он тоже почувствовал, как можно не спеша, с удовольствием поглощать дикие пространства, смотреть и видеть каждый день очень много… Мы прошли тем путем, которым тридцать три года назад водил меня мой отец. Забрались на байдарке на дикое озеро Ольче на Кольском полу­острове…» Важно, чтобы все повторилось, чтобы мальчик впервые поймал рыбу именно на том берегу, где когда-то это сделал его (тогда десятилетний) отец.

Именно восстановление связей, повторяемость, передача опыта создают устойчивость, укорененность. «Что-то сломалось в передаче опыта. Родители даже про свой роман особо не

рассказывали». А автор рассказывает. Подробно рассказывает про свою любовь, про свой роман и этим повествованием, этой повестью восстанавливает нарушенную связь.

Вставная легенда про богатыря-охотника Сартакпая, который в давнишние, сказочные времена поворачивал на Алтае реки, протягивает цепочку связей в далекое прошлое, и повесть Кочергина начинает напоминать роман еще одного писателя-ровесника – Александра Бушковского – «Рымба». Но сходство с текстом Бушковского не только в обращении к историческому, фольклорному плану, но и в тональности повествования. Имею в виду качество, которое хочется называть «любованием» − любовное восхищение природой и женщиной, трогательное и мудрое уважение к ним. И зовут главную героиню, кстати, тоже Люба.

Эпиграфы в сборнике есть только в первой повести, но зато сразу много: общий и по одному к каждой из девятнадцати глав. Основной − из Уолта Уитмена, «Песнь о себе»: «Я славлю себя и воспеваю себя…» − сразу настраивает на автофикшн, а прочие помещают повесть                                                                                                                             в довольно широкий литературный контекст: здесь и Хуан Рамон Хименес, и Надя Делаланд, и исследования про бурятские верования и шаманизм, но добрая половина эпиграфов взята из классического китайского романа «Речные заводи» Ши Най-аня, так что спектр литературных созвучий не только широкий, но и весьма неожиданный.

Есть ли замечания к этому сборнику? Да, конечно. Но, скорее, в адрес редакторов (а их там обозначено целых три). Помимо уже упомянутого внешнего вида и невнятного названия есть проблемы с орфографией. Вот с какой радости «Скайп» с заглавной буквы? Это же не кличка собаки или лошади, это обычный скайп. А рассказ «Девушка из пионерского»? Пионерское – название поселка, почему бы вот его не написать с заглавной?

А давайте сравним описание природы на страницах 11 и 113: в первом случае − Алтай, а во втором − Кольский полуостров. «Следы чьих-то копыт и лап, хитрые узоры лишайника на камнях, голоса птиц…» Абзацы начинаются одинаково и почти совпадают, но немногим все-таки отличаются: в первом случае, например, «аромат дикого мяса в котелке», а во втором – «аромат багульника»… В каком-то смысле даже приятно, что повесть так славно закольцевалась, но позвольте: неужели природа Алтая и Кольского полуострова так похожа?! Впрочем, я не была ни там, ни там – просто удивляюсь.

Стыдно ли быть свободным? Не знаю. Стыдно быть праздным. Сборник Ильи Кочергина затронул глубоко, как немногие тексты, созвучные по доставшемуся времени и рисунку внутренней, не событийной, а душевной судьбы. Помог повторить, сформулировать прожитое и осознанное. И снова вспомнить, что свобода − подарок судьбы, доставшийся нашему поколению. Ценный подарок.

 

Об авторе:

Родилась в Москве, в семье филологов. В 1996 году окончила филологический факультет МГУ. Преподавала русский язык иностранцам в МГУ и других вузах. Занималась исследованием творчества Гайто Газданова. В 2004–2008 годах работала в журнале «Йога» и издательстве «Ритамбхара». С 2008 года подолгу жила в Индии и Таиланде, вела классы и семинары по хатха-йоге. Читала лекции по «Йога-сутрам» Патанджали, основам аюрведы и ведической астрологии. Сотрудничала с аюрведическим госпиталем в Чилианауле (Средние Гималаи). С 2013 года живет попеременно в Германии, Индии и России. В последние годы пишет и публикует отзывы и рецензии о современной русской прозе.

Рассказать о прочитанном в социальных сетях: