Важный день Л.
Действующие лица:
ЛЕРА – за двадцать
Лера красивая, не вычурно красивая, а очень сдержанно красивая. Таких любят даже больше, чем вычурно красивых. Она сидит в гостиничном номере, за письменным столом. Широкая кровать уже расправлена, она в белом гостиничном халате, на спине халата вышито название отеля. У нее идеально оформленные брови (брови сейчас в тренде), маникюр нежных расцветок, педикюр, шугарниг, ламинирование ресниц, ботокс волос, пилинг лица, гиллауронка от носогубных складок, окрашивание в технике балаяж и все такое. Ее волосы до плеч сейчас сырые, она только вышла из душа. Лера садится за гостиничный стол, берет гостиничную ручку. Думает. Откладывает ручку.
0
ЛЕРА. Я буду говорить таким нежным и проникновенным голосом. С хрипотцой чтобы немного. Мои глаза будут блестеть от слез и счастья. Надо это все отрепетировать, конечно. Акценты расставить правильно. Все будут умиляться и поражаться моему ораторскому таланту. Руки будут чуть-чуть дрожать, листочек, который я буду держать, от этого тоже будет так немного трястись. Но это же эффектно. Все замрут. Затихнут. Молча будут слушать. Говорить буду одна я. Их там так много. И одна я.
Лера выдыхает, будто старается выгнать весь воздух из легких. Лера выдохнула. Лера говорит.
1
ЛЕРА. Сейчас ночь и я лежу на ковре. Этот ковер долгое время был в квартире, в которой я родилась. Там, где было мое детство. Сейчас я в одном нижнем белье на нем. Пьяная. Не настолько, насколько, оно может быть. Но тем не менее. Даже кот осуждает меня. Мне так кажется. Он попил воды из своей поилки, и шерсть под пастью у него вся намокла. От этого он похож на всезнающего старца. Он смотрит на мою бутылку «White Horse» (это виски такое ….или такой) и осуждает. Но мне плевать.
Он единственный, кто тут есть. Я, мой кот, и телефон. На нем сохранены фотографии моего мужчины. Я готова быть его женщиной. Терпеть его измены. Пусть трахает кого хочет. Если бы он был моим, ему было бы можно. Ему можно быть голубыми, изменять, пить, нюхать, курить. Только не ставить лайки левым телкам. Все кроме этого. Сука! Да ладно б телка была нормальная. Но она настолько унылая, что сказать страшно. Ей за 30. И она полностью никчемна для своих за 30. А мне за 20. Но лайк стоит у нее. Не у меня. Я не то чтобы мнительная… Но мужики так просто лайки не ставят. Телки — да. По дружбе ставят, из жалости к уродливой но доброй подруге ставят, есть даже лайк зависти. Это когда лайк ставить не хочется, но если не поставишь, эта овца поймет, что ты его не ставишь, потому что завидуешь А ты завидуешь! Но ей так думать нельзя. Поэтому ты ставишь лайк, и еще и комментарий пишешь: «Какая красоточка». У меня есть лайк от него. Но не на фото. Не на моем фейсе. Сука. Думает, ему можно все.
Виски закончился.
У нас была возможность быть друг с другом. Но я испугалась. И у нас ничего не было. А я так хотела. Мой мужчина, он самый талантливый. Он пишет о боге. О Иисусе. Он видит смерть. Каждый день. Потому что он писатель.
Мое одиночество уже не вмещается в эту квартиру. Разве что окна не выносит. Зато выносит меня. Потому что болит, оттого что люблю. Или хочу любить. Бросить любовь в кого-то. Размахнуться и бросить. Утопить кого-то в ней. И даже не в писателе дело. Утопить хочу кого угодно. Чтобы кто-то задохнулся в ней. Чтобы плевался от нее. Чтобы она душила его.. И это все моя любовь. Но тут только кот, который осуждает.
ЛЕРА. Ты кто, а, чтобы осуждать меня? Ты только жрешь спишь и ссышь. А я личность. Понятно да! Я знаю столько всего. Я столько книжек прочитала. Я Достоевского, блин, читаю. А ты кто? Ты на низшей ступени развития. Я хомо сапиенс. Знаешь такое? Нет. Потому что мозг у тебя кошачий.
ЛЕРА. Я просто жду когда в моем поле зрения появится новый объект. Но мой взор затуманен мерзким вискарем. У меня было его слишком мало, поэтому боюсь, скоро протрезвею. А я так до сих пор и не написала никому по пьяни. А это же святое. Чувствуешь себя такой дерзкой, смелой.
Он не онлайн. Не знаю где он сейчас, в каком городе. Так, кто еще тут? Тот кто влюблен в меня аж 5 лет, мне надоел. Даже ему скучно писать. Есть еще вариант: парень, что младше меня на 2 года в сети. Хотя, зачем его обнадеживать? Тем более он достаточно умный, и быстро поймет, что я его использую. Тот, с кем у нас так и не вышло, хотя оба к этому шли? Нет, слишком уважаю его. Тот, кому я хочу писать бухой должен вызывать у меня гораздо меньше уважения. Баба-лесбиянка? Нет, с бабами слишком сложно. Тем более она знает мою психологию, как никто. Быстро поймет, что мое активное общение с ней следует из моего опьянения и ощущения тотального одиночества. Еще как вариант, набитый идиот, которого я в общем-то немного хочу. Но его тупость все-таки меня заставляет не писать ему. У меня 845 друзей. 220 из которых онлайн прямо сейчас. Около десяти из них достаточно легкодоступны (я имею в виду и мужчин и женщин). Выбор большой. Но его нет.
Я просто захожу на его страницу. Он не ведет активную жизнь на ней. Обновления лишь за редким исключением. На стене ни одной записи и ни одного репоста, а вместо аватарки синий фон. Типа он оригинальный такой. Только аудиозаписи регулярно пополняются. И все. Наверное, под эти треки он пишет. Вот этот для лиричных всяких моментов, этот для психологизма и так далее. Он любит музыку. А я его. Ну мне нравится так думать. Любить писателя очень неплохо. Удобно. Все можно объяснить этим.
ЛЕРА. Слышь, кот! Осуждаешь – предлагай.
Писатель редко пишет про любовь. Если любовь, то грязная. Только пьяная. Про чистую он не пишет.
Он онлайн.
Вот что он делает в этом онлайне? А ну конечно, лайкает фотки стремным телкам. Унылым телкам. Вот мой писатель может в любой момент умереть, а он тратит свои годы на лайки бабам. Ему 28 и он говорит, что жить долго не круто, тем более писателю. Надо по возможности умирать лет в 35. А это ж еще всего 7 лет. Наш ребенок только пойдет в школу когда его не станет. 7 лет. Ужасный возраст. Он успеет привыкнуть к отцу-писателю, и уже осознанно подойдет к его смерти. Первоклашки будут спрашивать: а где твой папа? Почему он не пришел на линейку? А малыш будет отвечать, что его папа — писатель, а остальные будут многозначительно молчать. Потому что все знают, что писателю надо умирать пораньше. 35 – это даже поздно. Мне будет только 28. Тоже хороший возраст. Это даже не за 30, как той унылой. Ну тем легче будет найти нового мужа.
Потом я напишу мемуары о нем, о нашей жизни. Там будут даже сексуальные подробности. Так лучше будут покупать. Всем же интересно, кто как трахается. Назову как-нибудь…типа…«В постели с гением», или…«Мои любовники». Книжка даже будет в твердой обложке. Домохозяйки будут только так разбирать. И мечтать о таком же. А вот смотришь иногда на некоторых людей, и понять не можешь, как они вообще могут с кем-то сексом заниматься. Им максимум стоять в очереди в «Пятерочке» за акционными продуктами, а не любовью заниматься.
Точно. Я буду Буковски от женщин. Напишу, как я бухаю, сплю с кем попало и как попало. Правда, опыта у меня не так много, если честно. Даже псевдоним такой возьму. Валерия Буковски. О! Валери Буковски! Кураж! Скандал!
Писатель до сих пор онлайн.
Главное, чтобы папа не прочитал потом мою писанину. Когда читаешь, сразу же в мозгу это все представляется, а меня не очень радует перспектива того, как мой папа будет представлять, как меня имеют в разных позах. А мне ведь надо будет описывать все максимально точно. Я еще всегда думала, что актрисой в кино быть стремно, потому что там постельные сцены всегда есть. Ну, если, конечно, это не ханжеское целомудренное говно. Ну и придет отец этой актрисы в кинотеатр на дочь посмотреть, и будет наблюдать на большом экране с парой десятков людей, как она кувыркается с каким-то мужиком, пусть даже и не всерьез. Как-то не очень. Есть в этом что-то от инцеста.
Пауза.
Надо закрыть балкон, а то даже виски уже недостаточно согревает. Стою на балконе. Мне холодно, это осень потому что. Тихо так. Но в голове у меня будто орет кто-то. Целый симфонический оркестр. Литавры, туба, саксофон, скрипки, тарелки, виолончель – и всё это враз громыхает. Сплошняком. А на улице даже сверчок не шуршит. Вот интересно, сколько таких пьяных дур стоит прямо сейчас на своих балконах, и смотрит в пустоту? Я думаю, очень много. До ужаса много.
Снова ложусь на пол. Около его имени до сих пор значок того, что он где-то здесь. Нет, он чертовски далеко. Но в этом выдуманном пространстве, он рядом. Вожу пальцем по экрану телефона, глажу его страничку. Целую экран. Жалкое, должно быть, зрелище. Вот, Лиля Брик себе бы никогда такого не позволила. Она в этом плане уделала всех баб в мире. Она прогнула Маяковского. Маяковского, блин! Всем надо учиться у Лили Брик, ей-Богу. По тебе убивается такой великий поэт, а тебе насрать. Зачем он? Ну, хочет если, пусть живет. Пусть будет третьим в вашем браке с каким-то там Осипом. Издеваться так над поэтом – высшая степень бабской крутости. Так. Все. Я – Лиля Брик, блин! Выключаю телефон. Я буду издеваться над ним, понятно?
Пауза.
Лежу. Оркестр все гремит. Не унимается. Громыхает со всей силы, какая только может существовать. В такие моменты, как этот, всегда происходит то-то страшное. В любой точке мира. В такие моменты умирал Ван Гог, вешался Йен Кертис, Курт Кобейн стрелял себе в голову. Каждый раз, когда у одной бабы в башке гремит музыка – это конец чего-то. Вот и сейчас. Где-то конец чего-то.
Переворачиваюсь на живот. Все мое тело ощущает жесткий ворс ковра. Выход из этого всего один – заснуть и все. И как можно быстрее. Ему я писать не буду. Я буду Лилей Брик, пусть знает. Мне его лайки, вообще никуда не уперлись, да. А писанина у него говно. И никому она не нужна. У меня где-то была книга. Он ее издал на свои деньги. Тираж совсем маленький. Я ее выкину. И будет их еще меньше. Не сегодня, не сейчас, но выкину. Все равно, как только я берусь читать ее, оркестр в голове начинает отбивать свое. Оно мне надо?
Сейчас я закрою глаза. Голова перестанет кружиться. И пол подо мной перестанет кружиться. И мир тоже. Перестанет кружиться. Всё замрет. Все мы замрем. Станем точкой. Мы точкой родились, точкой и станем в конце. Мне тихо. Мне очень тихо.
Хочу, чтобы тут был папа. Он бы накрыл меня тем же ковром, на котором я лежу. И ушел на кухню, покормить моего кота. Потом взял бы его на руки, посадил на колени. Кот бы замурлыкал, разлегся. Так бы они и сидели до самого утра, пока я не проснусь, и не обнаружу на кухне пустоту. Ни отца, ни кота, ни вчерашнего неба. Папа. Только приди.
2
«Я хочу ее в себе. В себя хочу. Чтобы она был не где-то там. Во мне чтобы только. Всем своим телом. Заполнила пустоту эту. Она как дыра в полу. Из нее дует жутко. Холодно. Хочу закрыть, залатать ее. А может только она. Только она может это сделать. А ее нет. Далеко. И сквозняк повсюду. По моей комнате, по моей жизни по моему всему. Приди, я прошу. Ты не слышишь, но приди. Почувствуй, что мне это нужно. Раз я не могу сказать это, пойми сама, за меня. Ты поняла? Поняла же? Да, знаю, поняла. Уже едешь ко мне. Уже поднимаешься. Я слышу. Ты услышала меня. Спасибо тебе. Иди. Там открыто. Дверь дерни, а я тут стою, улыбаюсь грустно тебе и немножко хитро.
— Привет.
Ты мой чеченский плен, и я хочу в нем остаться.
— Привет.
Ты монгол. Ты меня сжигаешь. Ты не женщина, ты — монгол.
— Спасибо».
Он попросил прочитать это про себя. Я читала, а он напряженно смотрел за мной. Меня это даже раздражало. Ловила себя на том, что искусственно вызываю эмоции на лице, будто тут я тронута, тут я узнаю что-то из того, что действительно с нами было…Хотя я мало что чувствовала в этот момент. Я думала только о том, сколько женщин в его жизни также читали писанину о себе. Сколько их было, которыми он вдохновлялся? А может это даже и не про меня. Ладно бы он подробно описал меня, а тут что-то такое абстрактное. Бери любую и говори, что это о ней. Удобно, ничего не скажешь.
В общем, с того момента, когда я убивалась по нему прошло больше года. Ну не убивалась, конечно. Не было у меня суицидальных мыслей никаких. Просто, страдала, так скажем. Мне нравилось страдать. В этом было что-то возвышенное. Что-то из высокой литературы почти.
3
ЛЕРА. Мы с писателем познакомились на презентации книги в моем городе. Нет, не его книги. Это была презентация нового романа его друга. Тоже писателя, только успешного. У него были гастроли, он ездил со своей новой книгой по разным городам. И в эти гастроли он решил взять и моего писателя. За компанию. А, может, чтобы унизить его таким образом. Туда я пришла с одним парнем, ну это было наше второе свидание. Идти мне не очень хотелось, но на работе дали задание, написать статью про эту презентацию. Только из-за этого и пошла. На встречу с автором набилась целая куча людей, было шампанское и даже какие-то закуски. Когда есть закуски, значимость мероприятия резко возрастает.
Тот, с кем я пришла уже занял нам место в первом ряду. Он заготовил много вопросов, чтобы задать их автору. В общем, он был из тех, кому всегда до чего-то есть дело. Ну есть такие люди. А я стояла с тарталеткой в руках. Мне не хотелось здесь быть. Но ничего с этим поделать я не могла. Поэтому просто стояла в толпе нашей провинциальной богемы. Нет ничего хуже провинциальной богемы.
Пауза.
Я сразу почувствовала что-то такое, когда он зашел в комнату. Я его еще даже не видела, но все вокруг будто превратилось в шум, в помехи, как на сломанном телевизоре. Все стало плотнее. У меня появилось какое-то непонятное чувство беспокойства. Мне стало будто страшно за то, что вот сейчас, в этот момент я есть, а через мгновение меня не станет. Я тоже стану помехой. Одной из тех миллионов помех на экране. Я повернулась назад, он шел прямо ко мне. И в этот момент будто кто-то зажал усилитель громкости, и давил на него, звук медленно стал появляться где-то оклоло меня. Чем ближе он ко мне подходил, тем громче все становилось. Он встал рядом со мной, а я почти не дышала. Я — помеха. Меня пугало то, что делалось со мной и моим телом, но мне это нравилось. Я смотрела на него откуда-то снизу. Я даже не могу вспомнить, как он тогда выглядел. Когда тебе кто-то сильно нравится, ты забываешь, как он выглядит. Даже если виделся с человеком пару минут назад, все равно не помнишь. Есть какой-то образ, нечеткий и невнятный, не больше. Поэтому я ни за что не вспомню, во что он был одет, как себя вел, как заговорил со мной, а я ему что-то ответила. Я всего этого не помню. Единственное, что я помню отлично, лицо моего парня, когда он, обернувшись, увидел, как я ухожу с моим писателем куда-то. Я могу в точности описать его взгляд, морщинки, брови одновременно поднятые верх и нахмуренные. Я же говорю. Он мне не нравился. Я отлично его помнила. И сейчас если захочу — вспомню. Мы ушли. Статью я так и не написала.
4
Следующие три дня мы провели вместе. Все эти дни мы не выходили из квартиры. Я тогда еще училась на последнем курсе и работала, но решила забить на все. Мы почти не ели, не спали. Он назвал это «чеченским пленом». Я не знала о нем почти ничего: ни то, где он живет, ни то, сколько ему лет, женат ли он. Вместе с тем я знала о нем слишком много. Это были какие-то высшие знания, не анкетные. И я почти не задавала вопросов. А он же наоборот расспросил меня обо всем. Он знал обо мне все, а передо мной был незнакомец. Со мной никогда ничего подобного не происходило. С ним вообще многое было впервые. Он почему-то очень хотел знать о моем отце. Я же о нем не привыкла с кем-то говорить. У нас с ним тяжелые отношения. Потому что мы с ним слишком похожи. Мы два льва по гороскопу. Мы, возможно, слишком много понимаем про чувства друг друга, поэтому молчим о них. Но бывает же молчание, такое комфортное. Когда ты молчишь, и в этом молчании слов гораздо больше. А с папой молчание совсем другое, неловкое. В нем тяжело и мне, и ему. Наши телефонные разговоры редко длятся больше минуты, даже если мы с ним давно не общались. А когда, он спрашивает, как у меня дела, я как-то забываю, все что со мной происходит или происходило за последнее время, и всегда отвечаю «нормально». Думаю, у него все также. Знаю, что также.
ЛЕРА. Расскажи, а о чем ты пишешь?
ПИСАТЕЛЬ. О себе.
ЛЕРА. Ну так все о себе пишут.
ПИСАТЕЛЬ. Зачем тогда спрашиваешь, раз знаешь?
Пауза.
ЛЕРА. А ты хороший писатель?
ПИСАТЕЛЬ. А тебе кто нравится из писателей?
ЛЕРА. Нет такого, что прям целиком кто-то нравится. У многих я и читала-то по одной книге.
Пауза.
ЛЕРА. А что ты выбрал, быть известным и богатым при жизни, но после смерти тебя тут же забудут или быть неизвестным сейчас, зато, когда тебя не станет, ты будешь известен всем, тебя будут проходить в школе, называть твоим именем улицы?
ПИСАТЕЛЬ. Первое.
ЛЕРА. Ты даже не задумался над ответом.
ПИСАТЕЛЬ. Потому что всем нужен отклик. Те, кто хотят писать в стол…они не писатели, а любители.
ЛЕРА. А ты уверен, что ты вообще настоящий писатель.
ПИСАТЕЛЬ. Если ты им назвался, ты не можешь быть не уверен. Если ты называешь себя писателем, это значит, что ты ставишь себя в один ряд с Гоголем, Чеховым, Достоевским, и ты готов еще их и превзойти их. Иначе зачем все? Даже полусумасшедший Ван Гог хотел признания.
ЛЕРА. Он же художник.
ПИСАТЕЛЬ. А это разве чем-то отличается? Я пишу, и художник пишет.
Пауза.
ЛЕРА. Расскажи что-нибудь о себе.
ПИСАТЕЛЬ. Да ты итак уже все знаешь, я же тебе читал отрывки из своей книги.
ЛЕРА. Он всегда мне так отвечал. «Ты итак все знаешь». Может, так оно и было. Потом он уехал. После трех дней, он уехал даже не знаю куда. Я не хотела спрашивать его о том, увидимся ли мы снова, не хотела спрашивать, что все это значит, и будет ли что-то дальше. Я хотела знать, но спрашивать не собиралась. Я не из таких. Я же лев. Мне гордость не позволяет. Пусть лучше думает, что холодная и бесчувственная, или что для меня это совсем ничего не значит, чем я буду в его глазах обычной бабой, которая теперь еще долгое время будет думать о нем, вспоминать все до мельчайших подробностей, придумывать будущую жизнь с ним. Я, конечно, так и буду делать. Но он об этом не узнает. Я — лев.
5
С третьей попытки я, наконец, стерла с диванной обивки маленькое пятнышко — это единственное, что от него осталось. Пока гуглила, как лучше это сделать, начиталась кучи презабавных историй о том, как такие же пятнышки оттирали другие и как они попадали на ковры, мебель, технику, одежду разных людей, и даже на домашних животных. Кто-то предлагал не стирать, а оставить так, как есть. В каком-то смысле, мне нравился этот вариант. Правда, людям, которые бывают в моей квартире, это не очень бы пришлось по вкусу… Ну, не понравилось бы в смысле. Поэтому я стерла. В процессе даже прониклась любовью к этому белому кружочку. Хотя, я на самом деле, из брезгливых. Поэтому трепетное отношение к высохшей жидкости на обивке дивана меня, можно сказать, позабавило и удивило.
Сначала я взяла старую зубную щетку с мылом на ней, потом уже насыпала на нее порошок. Когда все это не помогло, выдавила немного термоядерной жидкости для чистки унитазов. Сработало. Мне стало как-то пусто даже. Теперь его будто никогда тут не было. Я уже и сама стала сомневаться, был ли он вообще. Потом он, правда, добавил меня в друзья в «Контакте» и я снова в него поверила. Я заходила в свой аккаунт с приложения, которые скрывает твой онлайн, чтобы он не думал, что мне нечего делать, и я только и делаю, что сижу в интернете. Правда, потом я думала, как же он тогда будет мне писать, если я буду офлайн. Заходила снова, но он мне все равно не писал. Я ненавидела зеленый значок около его имени. Терпеть не могла. Он будто насмехался надо мной. Первой я тоже не писала, понятно же почему. Я хотела, чтобы он думал, что таких как он, у меня полно, и я по нему не скучаю, и он не был для меня чем-то особенным. Но это все было враньем. Снова заходила со скрывающего приложения.
Я просмотрела всех его друзей. Зашла на страницу каждого. Особенно тщательно изучала странички баб. Смотрела, кому и что он лайкал. Это удивительно, как легко, что-то узнать по лайкам. Так я нашла его бывшую (увидела у нее в сохраненках их совместные фотографии), и еще одну бывшую. И еще. Мне казалось, что они все бывшие. Абсолютно все. Даже выбрала ту, которая меня бесила меня меньше всех, и мысленно благословила их. Я ненавидела себя за то, что занимаюсь всем этим, но продолжала делать то же самое. Мой твиттер превратился с сборник абстрактных цитат о том, что я сейчас чувствую: как хочу быть с ним, и как мне плохо. Я не любила, когда такие цитаты писали другие, и себя ненавидела за эти сопли. Но от этого легче будто становилось. Я фиксировала свои эмоции. Закрепляла их. Чтобы они были где-то.
Через неделю я захотела уехать куда-нибудь. Купила билет до ближайшего города и обратно. На следующий день я уже ехала в поезде. Дорога в одну сторону занимала всего четыре часа. Я поняла, что ненавижу нашу страну за то, что она такая огромная. Зачем ей такой быть? И она еще только увеличивается. Будто пожирает людей, которые в ней живут. К чему все эти огромные расстояния? Так много км чтобы доехать из пункта А в пункт Б. Жила бы я в Люксембурге, целую страну можно за 4 часа пешком обойти. Или в Монако. И жил бы здесь он. Не было всех этих проблем. Не было бы таких расстояний. А пока ты едешь, пока пересекаешь все городочки и города, деревни, леса, ты столько всего передумаешь. Живи я в Люксембурге, не было бы времени думать. Вся страна, как на ладони. А тут ничего не остается. Столько дней или часов в дороге, вечно едешь куда-то, едешь-едешь, и конца нет этой стране.
В дороге я и поняла, что люблю своего писателя. Впервые в жизни, я о ком-то могла сказать, что люблю. Все, что я видела за окном из поезда, музыка, которая играла у меня в наушниках — все это помогло мне понять, что я к нему чувствую. Работало, так сказать, на общую атмосферу. И я была заранее обречена. Писатель не принадлежал к числу тех людей, которые, могут кого-то любить. Он был зверем, а зверь не может кого-то любить. Высокие чувства это не про него. Я даже боялась представить, сколько у него было в его женщин, а может даже и мужчин. И никого из них он никогда не любил.
Вернувшись к себе домой, я решила, что я буду, как он. Буду без разбора спать с кем попало. Но это не блядство, нет. То, что я люблю кого-то, меня полностью оправдывает и возвышает что ли. А потом, когда-нибудь я с ним увижусь, и расскажу о всех, с кем спала, буду долго описывать каждого. Пусть он знает, что со мной сделал.
Пауза.
А если не увижусь никогда, напишу ему в «контакте», а после этого удалю страницу, чтобы он не смог мне ответить.
6
В общем, моя затея с беспорядочным сексом быстро мне наскучила. В первый раз еще было как-то увлекательно, а дальше все превратилось в отработанную схему. Мне даже не нужно было что-то выдумывать. Я просто шла в бар, обязательно одна. Я даже не выбирала. Они сами меня выбирали. И через 20 минут общения уже ехали к нему на квартиру, к себе я никогда не звала. Иногда никуда не ехали, просто заходили в кабинку туалета, а из нее расходились по разные стороны. Они оставались пить и танцевать, а я шла на выход. В блядстве нет ничего привлекательного, как оказалось. На это уходит очень много сил, каких-то внутренних ресурсов, а в итоге ты не чувствуешь ничего. А женщины, которые утверждают, что им нравится пользоваться так мужиками, внутренне очень слабы и за кучей партнеров скрывают свое желание любить кого-то по-настоящему. И я после всего поняла, что фраза «это просто секс» вообще полная ерунда. Для мужчин может и так. А вот для женщины нет. Для нее так не бывает. Даже в случайном мужике она видит будущего отца своих детей. И потом еще после этого самого «случайного» год контроллит его страничку. Но я так не делала. Только с писателем.
Мне нужно было придумать что-то новое для себя. И я придумала. Даже не знаю, как и когда мне пришла в голову эта идея, как-то я упустила из виду этот момент, но мне захотелось проверить кое-что. Для себя лично. Проверить, как легко человек пойдет на измену. Я с детства видела, как легко на это идут мои самые близкие люди: папа изменял маме с другой, она потом и стала его следующей женой, и потом он изменял уже ей. Мой дедушка изменял моей бабушке и, разменяв седьмой десяток, продолжал это делать вполне успешно. Другой мой дедушка делал то же самое. В общем, меня окружали не лучшие примеры.
Пауза.
Мне было, кажется, тринадцать лет. Мы с мамой очередной раз были у бабушки. Это было на новогодние праздники, папа их очень бурно отмечал. Поэтому мама и ушла. Но так как наш кот остался с папой, мне приходилось ездить к нам на квартиру, чтобы его покормить, потому что голодный кот – это последнее о чем думал мой отец.
Я старалась очень тихо открывать входную дверь, очень тихо раздеваться, чтобы он не услышал. Нет, он бы мне ничего плохого не сделал, но лишний раз видеть папу в таком состоянии мне совсем не хотелось. Я прошла по коридору на цыпочках, зашла в зал. На расправленном диване лежал мой папа, а рядом какая-то другая женщина. Я еще немного постояла. Чтобы попасть на кухню, мне надо было пройти через комнату, а значит мимо них. И я пошла. У нее были темные волосы, и темная кожа. Рядом с диваном стояла пустая бутылка коньяка. Папа не шевелился. Как только я дошла до кухни, в нее почти что ворвался мяукающий кот. Он был сильно голодный, поэтому никак не мог успокоиться и терся об ноги.
ЛЕРА. Виля, тише, не кричи.
Я насыпала ему корма в его миску, стояла и наблюдала за тем, как он ест. Когда он наелся, я взяла его на руки. Постояла так немного. На обратно пути, когда почти дошла до коридора с котом на руках, эта женщина подняла голову от подушки, посмотрела на меня, сказала: «Это кто?». Папа отбросил одеяло с головы, нетрезво взглянул на меня, и снова накрылся им. Мне кажется, он даже не узнал меня. Я и кот зашли в коридор, я быстро оделась, потрепала кота на прощание и вышла из квартиры.
Пауза.
Пока я шла по улице, слезы лились у меня сами собой. Я так никогда и не рассказала об этом маме и не расскажу. Они с отцом все равно потом развелись. А больше всего мне было стыдно за себя. Почему я не накинулась на тут тетку? Я до сих пор мечтаю вернуться туда и схватить ее за волосы и не отпускать, бить по голове, чтобы и кот исцарапал ей все руки целиком, и глаза тоже. И не за то, что она спала с моим отцом, когда у него была я и жена, а за то, что я ее увидела и ничего не сделала, будто так все и должно быть. Я промолчала и ушла. Мне ни за что не было так стыдно, как за то свое молчание.
Пауза.
А его звали Егор. У Егора была любимая девушка, с которой они были вместе уже год. Егор ее долго добивался. Страдал даже: удалялся из все соцсетей на месяц. В итоге, после пяти месяцев ухаживаний, она согласилась с ним поужинать. Егор был из тех, кто долго не сдается. С ним мы тогда работали вместе. Он ставил мне лайки на фото, мило со мной общался, я ему давала какие-то советы, как завоевать свою любимую.
Пауза.
Егору я предложила переспать со мной. Просто так. Обещала, что об этом никто не узнает, и это будет просто секс, ничего больше. Вопросов он не задавал. Мы переспали. Через неделю он позвонил мне с предложением еще раз встретиться. А еще через неделю удалил меня из друзей, и сделал предложение своей любимой девушке. Она ничего не узнала про нас, я же обещала. Иногда я думаю, что будет, если я позвоню ему, предложу повторить. Я хочу верить, что он пошлет меня. Обзовет шлюхой и бросит трубку. А потом ночью, обнимая свою женщину, будет ненавидеть себя за ту ночь, жалеть о ней. Но скорее всего, он спросит, не изменился ли мой адрес.
7
Мой писатель не общался со мной. А я и не начинала, не делала первый шаг за него. Мы лишь безмолвно ставили лайки, и то под записями, а не на фотографиях друг друга. Но я каждый день думала о нем, думала о нем перед сном, и когда мне было плохо. Права, от мыслей о писателе мне становилось еще хуже. Я одновременно хотела, чтобы все это прекратилось, а одновременно мои чувства возвышали меня, все свои действия я оправдывала ими.
Пауза.
С Александром мы познакомились на свадьбе моей лучшей подруги. Не могу почему-то называть его Сашей. Зову Александром. Так же я не могла звать других Женей, Федей, Лешей…Были Евгений, Федор и Алексей. Это наверное о чем-то да говорит, то, что ты называешь своего мужчину полным именем. Идеален в этом плане Кирилл…или Илья, а еще Никита. Там вариантов нет.
А Александр…он из тех, за которых бери и выходи замуж. Когда смотришь на него, не понимаешь, он толстоват или качок. Когда увидела его впервые без одежды, поняла, что и то и то. Лет через 10 семейной жизни он окончательно будет толстоватым. Я легко могу представить, как знакомлю его с папой, как он возит моих родственников на садоогород или еще что такое. Он идеально вписывается в представления о типичном муже и типичной семье.
Пауза.
Всегда считала, что нет ничего пошлее знакомств на свадьбах. Моя подруга так явно не думала, и посадила нас за один столик намеренно. Эти прекрасные столы для одиночек, где все обречены на то, чтобы уйти со свадьбы парой. Ты садишься за этот стол и вы молчаливо со всеми договариваетесь взглядом кто с кем. Вот и мы с Александром так. Договорились. Но с ним я решила все делать по-другому. Первое свидание, обнимания, поцелуй. Переспали мы с ним только через два месяца отношений. Я строила из себя принцессу, и мне нравилось. Я очень хорошо вжилась в образ, и поверила в него. С ним у меня было чувство того, что он никуда от меня не денется, а я такое ни от одного мужчины не ощущала. Наверное, поэтому у нас ним так все и закрутилось, и отношения наши длились так долго. С ним я не боялась измен с его стороны, просто в голову не приходила мысль о том, что он может мне с кем-то изменять. Это меня каждый раз убеждало в том, что расставаться с ним не нужно. Я и не расставалась. А писатель…конечно, я его не забыла. Но теперь я только и мечтала о том, чтобы поставить в контакте статус «замужем за…», чтобы он увидел. А потом я бы заполонила всю новостную ленту фотографиями с нашей свадьбы, фотографиями нашего ребенка, фотографиями с нашего совместного отдыха, и фотографиями себя, где я выгляжу просто офигенски. И Александр через семь месяцев наших отношений предоставил мне возможность сделать такие фотографии. Он сделал мне предложение. Очень красиво все организовал, с рестораном, цветами, музыкой. Как бы все это не было избито, любая бы этого всего хотела. Кто бы что не говорил, без все этой заезженной пошлятины ты себя не чувствуешь женщиной. С ним я впервые ощутила себя ей.
Когда я была с ним, все в общем, было неплохо. Но почему-то когда я думала о нем, если он не рядом, мне было противно. Противно вспоминать о нем. А когда он говорил что-то, я ни о чем не думала. Только кивала ему в ответ. Больше ничего. Но я хотела быть с ним, и кивать постоянно в ответ как китайский болванчик. Я китайский болванчик, и больше мне не надо было.
Пауза.
Не знаю о чем я тогда думала… Так бывает, когда живешь себе, ничего особого не происходит, а потом все наваливается в один момент, а ты сидишь себе и офигеваешь, и не знаешь, что делать. Так и здесь. Мне позвонил неизвестный номер, я всегда как-то трепетно волнуюсь перед неизвестными номерами, мне всегда кажется, что я возьму трубку и там какой-то голос скажет мне что-то хорошее и неожиданное. Чаще, конечно, звонят работники банков и рассказывают мне о возможностях кредитования, но это не важно, потому что в этот раз все было так, как я мечтала. Мне позвонил мой писатель. Сказал, что он через пару часов будет в моем городе, и ему срочно нужно увидеться, попросил назвать ему мой адрес. Когда говорила с ним, пыталась сделать интонацию максимально безразличной. А сама тут же набрала лучшую подругу и рассказала о звонке. Она как-то скептически отнеслась к тому, что он решил так внезапно приехать, сказала, что бывшие так делают только если узнали, что у них какое-то венерическое заболевание и делают рейд по всем, с кем у них была связь. Ну она такая…критическая реалистка. Я же стала готовиться к встрече с ним.
Для меня всегда большой вопрос, как одеться шикарно, но при этом, чтобы не было заметно, что я наряжалась. Но тут я решила плюнуть и на это, и одела самое лучшее белье и новое платье. Звонок. Там он.
Пауза.
Я снова была в чеченском плену. А он моим боевиком. Стрельба была у меня в голове, животе, ногах. Очереди шли друг за другом, разрывая нас на мелкие мясные куски.
Пауза.
А потом он достал эти листки и попросил прочитать их про себя. Я прочитала. Он сказал, что это обо мне. Я тогда посмотрела на него, будто впервые увидела. А он продолжал говорить, что все это время не мог забыть меня, а не давал о себе знать, потому что ему нравилось мучить себя, это давало ему вдохновение. А теперь он дописал свою книгу, и готов к новой. Она будет совсем другой, потому что мы будем вместе. Потому что просыпаться и засыпать будем вместе. Потому что бояться смерти будем вместе. Вдвоем не так страшно. А потом он рассказал мне о себе все, всю свою биографию. В моих фантазиях она была куда интереснее. Я все смотрела на него, и вспомнила, как он выглядел тогда, в нашу первую с ним встречу. До этого не помнила, а теперь, вдруг, представила его в том дне. И сейчас вот видела: он совсем не изменился. Такой же как в тот день презентации книги его друга.
Пауза.
Я приняла предложение Александра через несколько дней после встречи с писателем. Сказала «да». Потому что хотела этого, это то, что было мне нужно. Я стану его женой, буду воспитывать его детей, буду ему верна. Когда я вспомнила лицо поэта, то поняла, что не было никакой любви к нему. Я зверь! А зверь не может кого-то любить. Хочет но не может. Зверь только широко раскрывает пасть. От голода ли от боли. И все. Я не могу любить. Мне нравилась идея того, что я люблю своего писателя. Когда же он отдал себя мне, он стал мне не нужен. Я вспомнила его лицо, больше зверю он был не нужен. То что зверь видит, превращается для него в цель. Нету ничего, никого нет! Только цели! С красной точкой по середине, где-то у сердца. Маленькая красная точка. Паф! И не останется и секунды для жизни. Попасть в нее – значит убить. Что и делает зверь. Что и сделала я.
Пауза.
У нас будет очень красивая свадьба. Я…я обратилась в лучшее агентство, да. Кажется…да, точно! Они делали свадьбу для дочки мэра нашего города. У нашей свадьбы будет своя стилистика, свой образ и антураж. Единая цветовая гамма – это важно. Кругом будут свежие цветы. Больше ничего. Все будет благоухать. А платье…платьев у меня несколько, чтобы одно поудобнее для вечера. Я специально сбросила пару килограмм, будет …будет очень хорошо сидеть. Да. Нет, шары все таки попрошу надуть, белые такие с серебряной ленточкой, на всякий случай купила. Или не надо? Пусть будут, если что уберем. Еще как в американских фильмах будет выездная регистрация в живописном месте, с аркой из цветов и стульчиками для гостей. Мы будем говорить друг-другу клятвы верности, тоже как в фильмах. Я, наверное, не смогу сдержать слезу. Момент будет таким сентиментальным. Ты скажешь свою клятву, в потом я тебе свою. Все, что я тут написала, я говорить тебе не буду. Ты не поймешь этого. Не будет этой всей правды, я просто заменю одни слова на другие и будет как раз утонченно. Да. Именно. Сейчас писать не буду, встану утром пораньше, чтобы голова свежая. И напишу новую клятву верности, чтобы ты, услышав ее, понял, как тебе повезло, и как ты меня любишь. Мы наденем друг другу кольца, которые мы делали на заказ, и больше ни у кого таких не будет. Нас будут фотографировать. Мы такие красивые. Мы такие счастливые. Мы так улыбаемся. Я смотрю на твое лицо. Я смотрю на твое лицо. Я до сих пор смотрю на твое лицо. Его я знаю наизусть. Помню до мельчайших подробностей.
Пауза.
Я не знаю. Не знаю, но хочу верить, что я когда-нибудь не смогу его вспомнить. Ты уйдешь на работу, а я забуду до вечера как оно выглядит. Я буду пытаться. Ради наших будущих детей я смогу, я себя знаю. Пока я помню, но это пока. Но забыть я постараюсь. Обещаю.
Лера отложила бумажку с написанным от руки текстом. Нет, мять и бросать ее в мусорку не стала. Это было бы слишком банально. Лера его аккуратно согнула. И все. Не знаю, что Лера сделает с этим листочком потом. И не узнаю. Я уже ничего про нее не знаю, только то, что было написано. Она самостоятельная личность, сама решит, что делать. Лера встала, пошла к платью, которое висит на двери шкафа в чехле. Лера расстегнула молнию. Там засверкали камни через отверстие в чехле. Немного подумал, Лера достала платье. Лера выключила свет. Лера легла на большую кровать. Сверху укрылась платьем. Обняла его. Лере спать осталась не много. Скорее всего она и не сможет сейчас заснуть. Будет смотреть в потолок, в который до этого смотрели самые разные люди, и думали о чем-то. Лере будет грустно отчего-то. Лера будет плакать. Тихо так. Завтра у Леры важный день. Ее день.
Об авторе:
Екатерина Гузема родилась в 1995 году. Окончила Екатеринбургский государственный театральный институт, ученица Николая Коляды. Автор пьес «Вся правда о моей отце», «Оттуда», «Голливуд в соседней комнате» и других. Публиковалась в журнале «Современная драматургия». Участница Форума молодых писателей «Липки». Живет в Ижевске.